-Планёрка, планёрка, — непроизвольно крутилось в голове Вани, — планёрка, в 10.30 начинается планёрка, а мне ещё нужно прочитать этот гадкий Закон «Об обществах с ограниченной ответственностью» и выяснить, какие там внесены изменения. Вот, блин, ведь знал же, что нужно раньше выходить.
Уже второй год после окончания юридического института, Иван Кнопки работал юристом и за это время успел сменить целых четыре работодателя. Одни заставляли работать молодого специалиста, что называется, в надрыв, другие требовали выходить и решать проблемы компании по выходным, а третьи, просто не считали молодого специалиста за человека и поручали целые горы работы не по специальности. А на этой работе, было более-менее не плохо и потому искать пятую работу, у Ивана не было никакого желания.
Кнопкин глянул на часы. Стрелка безжалостно подбиралась к половине десятого, не оставляя никаких шансов на то, чтобы придти на работу вовремя.
— Да где этот чёртов лифт!? – вскрикнул Ваня и ударил кулаком по лифтовой двери.
И в этот момент, словно почувствовав несправедливую обиду, лифт дружелюбно открыл двери и галантно пригласил Ваню войти внутрь.
Иван сделал шаг и привычно, почти не глядя, нажал на кнопку с цифрой один. Двери мягко сомкнулись и кабина начала плавно опускаться вниз.
И как только пол начал уходить из-под ног, Ваня почувствовал до боли знакомое чувство лёгкой невесомости.
Кроме него, в кабине никого не было. Сам не зная для чего, Ваня огляделся по сторонам и обомлел. Ему показалось, что в кабине лифта, поочерёдно сменяя друг друга, появляются и исчезают люди, десятки, сотни людей, когда-либо входивших сюда.
Иван отчётливо видел уставших после работы солидных мужчин, в одиночестве кривляющихся перед треснутым зеркалом, висящим на стене, видел не успевших накраситься женщин, подводящих глаза перед тем же зеркалом и одновременно кричащих на своих малолетних детей, снующих по кабине взад и вперёд. Следом за ними появлялись и исчезали местные подростки, которые курили, пили пиво и царапали гвоздём на стене, стараясь как можно глубже выдавить аббревиатуру «Гр.Об.». И теперь каждый, кто ехал в этом лифте, вынужден был ежедневно, как минимум два раза в день, читать эти корявые буквы на стене, и постоянно задумываться над тем, что же они обозначают. Иван поворачивал голову в разные стороны и глядел, как устало прислонившись к противоположной стене, поднимается в свою квартиру после очередной прогулки, тётя Клава, соседка сверху, и как её высохшие губы, что-то бесшумно шепчут себе под нос. Следом за ней вновь появляются и исчезают местные подростки, влюблённые парочки, пьяные мужички, часто играющие во дворе в домино, и разносчики пиццы, доставляющие заказ. Да и кто только не побывал в этих стенах. Всех не перечислишь. И каждый входящий сюда, становится самим собой.
Иван ехал вниз, а люди продолжали появляться и исчезать.
Кто-то молча стоял и глядел в стену, полностью погрузившись в неведомую взору пучину своих мыслей, кто-то курил и неряшливо стряхивал пепел прямо на пол, кто-то оставил, пустую бутылку, а кто-то показывая самому себе артистические способности, интенсивно жестикулировал и тихонечко пел, представляя себя великим артистом.
Но как только двери кабины открывались, люди мгновенно прекращали быть собой и становились обыкновенными гражданами, становились, как все.
Иван смотрел на этих людей, таких разных, таких непохожих и думал о том, что здесь, в кабине лифта, ежедневно, ежечасно проходит незаметная жизнь, но жизнь настоящая, искренняя, не фальшивая.
— Всего каких-то несколько секунд, ну может быть минуту или чуть более, лифт ежедневно поднимает и опускает наши тела, — думал про себя Кнопкин, — но и этих мгновений вполне хватает, чтобы навсегда оставить неосязаемый след и часть своей ауры, в этом замкнутом пространстве, в этом мире, движущимся по вертикали. Ведь только в пространстве кабины лифта, когда человек находится наедине с самим собой, — продолжал размышлять Кнопкин, — он перестаёт играть социальные роли, каких у каждого человека десятки. В те мгновенья, пока движется кабина лифта, человек перестаёт быть чьим-то сыном и мужем, отцом и начальником, подчинённым и бизнесменом, другом и братом. Человек перестаёт быть иным и становится собой. Только собой!
И вдруг, лифт остановился. Двери открылись. Внутрь ворвался свежий воздух улицы, и необычное виденье моментально исчезло.
Кнопкин сделал шаг вперёд и остановился. Он не уходил до тех пор, пока двери не закрылись, а лифт не уехал вверх, чтобы вновь принять в свои объятья очередную минуту человеческого существования.
И, конечно же, в этот понедельник, Иван опоздал на работу. И, конечно же, он получил от начальника выговор и вынужден был весь день играть роль хорошего сотрудника, выполняя и перевыполняя план. Но зато теперь он точно знал, что вечером, когда он уставший вновь войдёт в кабину лифта, он перестанет быть социальным актёром, он перестанет играть и станет собой, хотя бы на несколько секунд.
— Будь собой, Кнопкин! – усмехнулся Ваня, покидая кабину лифта поздно вечером.
— Будь собой, — повторил он в тот момент, когда двери лифта закрылись, оставив его одного на лестничной площадке седьмого этажа.