24 августа 2008 года ровно в 15 часов 16 минут по Московскому времени, фирменный поезд Москва – Курск по имени «Соловей», плавно тронулся от Московского вокзала Санкт – Петербурга и неторопливо потянулся всем своим длинным туловищем в сторону Москвы.
Прошло всего каких—то несколько минут, а за окном уже мелькнула станция «Фарфоровая», почти сразу за ней, так быстро, что я даже не успел заметить, сколько прошло времени, пролетела станция «Сортировочная». Все станции были достаточно пустынны. Никаких людей на платформах, никаких туристов и суеты. Лишь унылые пейзажи промышленных зон.
Мягкий стук вагонных колес и плавное покачивание поезда в начале пути, действует очень положительно и успокаивающе.
Проводник, пожилой мужчина маленького роста и выглядящий от этого несколько смешным, начал разносить бельё. У некоторых пассажиров бельё, согласно билету почему—то оплачено не было. Поэтому бельё им не полагалось, и проводник, строго следил за этим. Граждане возмущались, но бельё отдавали обратно.
Я открыл бутылку пшеничной «Балтики» и сделал несколько больших прохладных глотков.
По нашему билету бельё оказалось оплаченным, и потому было выдано. Правда перед этим, нам пришлось упорно объяснять въедливому проводнику, что я и мой сын Артём пяти лет от роду, с которым мы ездили вдвоём в Петербург на целую неделю, расположились согласно купленным билетам на боковых местах, во втором купе от туалета, а наша мама Жанна (моя жена), должна занять место № 48, расположенное в этом же вагоне, но на расстоянии нескольких купе от нас, почти в самом центре вагона. Но поскольку сейчас мы сидим все вместе, то нам полагается не менее, как три комплекта белья.
Поезд упорно крутил своими железными колёсами и пока мы тут разбирались с проводником и расстилали бельё ребёнку, я успел сделать ещё несколько глотков пива, а поезд промчался мимо станции «Саблино», такой же пустынной и тихой, как и предыдущие.
Городские и промышленные пейзажи давно кончились и за окном замелькали однообразные лесные массивы, пересекающиеся ветки железных дорог, железобетонные столбы, маленькие заборы и бесконечные провода.
«Механизированная дистанция службы пути» — самопроизвольно и нагло ворвалась в мой дорожный текст. Мой взгляд случайно скользнул за борт железнодорожного монстра, несущего всех нас в Москву и я был вынужден прочитать и оставить для истории это странное название, начертанное большими буквами на длинном кирпичном здании.
А наш поезд продолжал стремительно мчаться по узкой колее в плотном обрамлении строгого хвойного леса.
Невысокое зелёное ограждение на желтоватых столбиках тянулось вдоль леса уже на протяжении нескольких километров. Интересно было бы узнать, с какой целью и кто его строил?
Мелькнула станция «Георгиевская», на которой ждали поезд несколько человек.
Небо окончательно заволокло серыми дождевыми тучами висящими так низко, что смотря на них мне иногда кажется, что кромки деревьев вот—вот коснутся своими острыми пиками их рваного серого брюха.
Половина куры гриль, купленной на вокзале в Петербурге благополучно съедена, бутылка пива почти допита.
Не знаю почему, но я обожаю есть куру, именно в поезде. Мне почему-то кажется, что это еда больше всего подходит к путешествию по железной дороге. Очень вкусно и сытно.
На данный момент прошло уже более полутора часов с момента отправления поезда, а зелёная ограда, на жёлтых столбиках, вновь тянется с левой стороны нашего поезда. Просто удивительно. Мне кажется, что она будет тянуться до самой Москвы.
Вдруг, наш поезд замедлил скорость и под скрип колес, переехав на другую полосу дороги, остановился. Через несколько минут, огромный поток воздуха, сильно толкнул поезд вправо. Это мчался со стороны Петербурга скорый поезд и мы, стоя на другой полосе, терпеливо пропускали его. Скорый поезд промчался за считанные секунды, и мы снова медленно поплелись по железной колее.
Первая остановка – «Малая Вишера». Стоянка поезда две минуты. Сочно—жёлтое здание вокзала, поддерживаемое зеленоватыми и немного облезлыми тонкими колоннами, выглядит достаточно красиво, хотя и захолустно. Сразу после окончания платформы, начинаются деревенские дома, которых, наверное, миллионы по всей России.
Печальные серые тучи пустили на окна поезда противный, моросящий дождичек, капли которого разносятся ветром по стеклу и тут же высыхают. Периодически мелькают деревни и непонятной породы нестриженые, но почти круглые в своей кроне маленькие деревья, растущие вдоль дорог прилегающих деревень.
А в соседнем купе, мужчина одетый в джинсовую куртку и джинсовые штаны, возрастом примерно около шестидесяти лет, имеющий сибирскую внешность, держал в руке банку Балтики № 7, которой угостили его молодые ребята, ехавшие с ним в одном купе, и с увлечением рассказывал о городе Нарьян — Мар, из которого он был родом. Он рассказывал о русском севере, о чистейших северных водах больших и малых рек, о крае не пуганных зверей, о нефтяных вышках и необъятных, богатейших землях Ненецкого автономного округа.
И вдруг наш поезд, почти на высоте самолета быстро пролетел над живописной рекой, резко уходящей вправо, вдоль которой станом расположилась разноцветная деревня. Шиферные крыши разных размеров, конфигураций и цветов придавали общему пейзажу обворожительную обживность и особенную стать.
— «Нарьян — Мар рекомендую», — постоянно повторял попутчик из соседнего купе, — приезжайте, и вы увидите своими глазами настоящую, необъятную Россию. Только лететь нужно исключительно на самолёте. Иначе не добраться. Дорог нет. Можно конечно до Усинска добраться и на машине, но дальше восемьсот километров по воде, дорог нет вообще.
Затем он достал из сумки настоящую, северную ягоду по имени «Морошка» и угостил ею своих попутчиков. В этот момент, заинтересовавшись происходящей суетой, слез со второй полки мой Артём.
Мужчина, увидев ребенка, сразу же предложил ему попробовать «Морошку», но Артём, почему-то застеснявшись, отказался. Зря. Я бы и сам попробовал с удовольствием, но просить самому было неудобно. Красные ягодки, он называл странным словом «рохая», что как он объяснил, в переводе с местного наречия означает «недоспелая».
Вообще очень интересные люди переезжают в наших поездах. С виду это совершенно обыкновенные, провинциальные и ничем не приметные люди, но когда они выпивают пару баночек пива, в данном случае Балтики № 7, их душа неожиданно раскрывается и перед нами предстает исконно русский северный человек с необъятной, по истине бескрайней душой, словно просторы безграничного русского севера.
И вдруг, мой Артём неожиданно слез со второй полки и решил всё-таки, на удивление, попробовать предлагаемой ему, северной ягоды. Скорее всего, его заинтересовало само словосочетание «северная ягода».
Мужчина с удовольствием достал из своей сумки целую пригоршню мороженной «Морошки» и угостил Артёма. Тут то и мне удалось в первый раз в жизни тоже попробовать эту неизвестную доселе ягоду.
Внешне ягода очень похожа на обычную малину желто—красного цвета, только без полых внутренностей. Морошка сплошь состоит из маленьких шариков склеенных друг с другом и имеющих внутри малюсенькие косточки. Она немного кисловата и даже необычна на вкус.
Через эту маленькую ягодку я смог прикоснуться к великому русскому северу и даже на мгновенье почувствовать его холодное таёжное дыхание.
Поезд остановился, я глянул в окно и прочитал название станции — «Окуловка». Наш северный попутчик забрал свою большую сумку со второй полки и попрощавшись со всеми, вышел из поезда. Он исчез из нашей жизни также неожиданно, как и появился, а на нашем столе осталась лежать необычная таёжная ягода «Морошка», которую вскоре я с удовольствием доел, запивая Питерским пивом и думая о таёжных просторах России. И мне почему—то очень захотелось на север, чтобы самому собирать с куста спелую «морошку», ловить пышущую здоровьем северную рыбу и долго смотреть с пригорка в безмолвную даль северной тайги.
Я открыл уже третью бутылку пшеничного пива и только лишь теперь обратил внимание на то, что небо за окном было практически чистым и светило солнце. Зелёный забор по левому борту, но уже на белых столбиках продолжал упорно нестись впереди поезда и даже не собирался останавливаться.
Позади, осталось уже четыре часа пути от Петербурга.
Странная зелёная ограда продолжает петлять по лесным посадкам вдоль поезда, то ныряя в расщелины и повторяя ландшафт местности быстро скрывается в лесном массиве, то вновь появляется прямо возле железной дороги.
Наш поезд мчится мимо пейзажнейших и живописнейших полян, небольших озёр и деревенских прудов, проносится мимо широких ровных полей и непроходимых топей болот.
Наконец середина пути – станция «Бологое». Именно про эту незаметную станцию, в пору моего детства была очень популярной одна песня, в которой имелись такие слова: «Бологое, Бологое, Бологое, это где—то между Ленинградом и Москвой». Воистину так, ровно половина пути и мы уже стоим на неброской платформе станции «Бологое», возле памятника воинам Великой отечественной войны и фотографируемся на фоне выцветшей от времени надписи названия станции, которую читали миллионы людей имеющие честь, волею судьбы путешествовать в разное время между Петербургом и Москвой.
Какое—то время я стою в очереди в старый, привокзальный ларёк, чтобы купить себе ещё пива и лапшу быстрого приготовления. В окошке ларька виднеется бабушка – продавец, которая непозволительно медленно для продавщицы привокзального ларька отсчитывает сдачу. До отправления остаётся не более трёх минут, а передо мной ещё три человека. Я начинаю нервничать. Молодой человек передо мною подал купюру достоинством в пятьсот рублей. У продавщицы нет сдачи. Человек посвятивший девять минут из пятнадцатиминутной стоянки нервно отходит в сторону забирая свои деньги, так и не купив товар. Мои нервы также напряжены. За минуту до отправления я всё-таки успеваю купить себе пиво и лапшу, оставив три рубля в фонд бабушки – продавца, в связи с отсутствием сдачи и вскочить в почти трогающийся поезд. Всё хорошо, мне повезло. И мы вновь мчимся дальше по Октябрьской железной дороге, под мерный гул несущегося поезда в сторону столицы нашей Родины, городу—герою Москве.
На часах 20 часов 30 минут. На улице начинает темнеть.
Через час стемнело окончательно и сквозь окно уже практически ничего не видно, кроме чёрной полоски леса, да одиноких фонарей, стремительно проносящихся вдоль поезда.
Ровно в двенадцать часов ночи наш поезд прибыл на Курский вокзал города Москвы. Разбудив спящего и заплаканного ребёнка, мы выгрузились из нашего поезда и шагнули на прохладный асфальт железнодорожной платформы. Пройдя по неизвестному пешеходному переходу, мы вышли на площадь Курского вокзала прямо за огромным зданием магазина «Атриум», с задней его стороны. Наконец—то, Москва. Как же мы устали.
Через несколько минут, поезд ночного метро уже мчал нас в сторону станции «Люблино», а ещё через пятьдесят минут мы были дома.
Наше путешествие завершилось.
24.08.08.